Мейн Руссо Бокер родился в 1890 году в Чикаго. Его предки были гугенотами, приехавшими из Франции в Америку в 1640-х годах, чем он всегда немало гордился. С детства он увлекался музыкой, в частности, оперной, и рисованием. В 1908 году он поступил в Чикагский университет и собирался полностью отдаться изучению искусства, как внезапно, к концу первого года обучения, скончался его отец. Нужно было зарабатывать на жизнь, и Мейн отправился в Нью-Йорк, где стал посещать занятия в одной из нью-йоркских школ, а также искать работу в журналах в качестве иллюстратора. Спустя два года, в 1911-м, он убедил мать продать их дом в Чикаго и, наконец, осуществил свою мечту — отправился в Европу. Мать, миссис Бокер, и сестра Лиллиан отправились вместе с ним.

Мейнбокер

Молодому человеку казалось, что по-настоящему изучать искусство, оставаясь в Америке и не увидев Европу, невозможно. Там, как он позднее говорил, у него появилось ощущение, что он «родился заново». Мейн учился в Мюнхене и часто ездил в Париж. Для человека, обожавшего музыку, живопись и архитектуру, это было раем на земле. Однако из этого рая и он, и многие другие оказались изгнаны, началась Первая мировая война.

Семья вернулась в Америку. Мейн попробовал себя в качестве дизайнера — в частности, он начал продавать свои эскизы, а ещё придумал костюм для одной из своих знакомых, которая появилась в нём на благотворительном модном показе. В 1917 году он вернулся обратно в Европу — уже как военный. Мейн поступил на службу, получил чин старшины, и вскоре их экспедиционный разведывательный корпус был отправлен во Францию. После окончания войны он решил остаться в Париже — в Америке, как ему тогда казалось, его не ожидало ничего интересного.

Это были годы, когда активно развивалась профессия иллюстратора модных журналов, а у него был талант рисовальщика и умение подмечать все нюансы. Поначалу это служило ему только дополнительным заработком, Мейн серьёзно занимался музыкой, и даже собирался стать певцом. Однако буквально перед тем, как он должен был начать свою карьеру в этой области, он внезапно потерял голос… На восстановление ушло три года, и за это время рисование, которое вначале отошло на второй план, выступило на первый. Три года Мейн проработал в журнале «Харперс Базаар», затем перешёл в «Вог». Там он провёл семь лет — сначала в качестве одного из редакторов, а затем стал главным редактором французского издания.

А осенью 1929 года он решил — причём решение это было совершенно неожиданным для него самого, этакий внезапный порыв — открыть свой собственный дом моды. С этого момента Мейн Руссо Бокер превратится в «Мейнбокера» (он взял за образец название дома своего любимого кутюрье, Огюсты Бернар, чья марка называлась «Огюстабернар»). С самого начала Мейнбокер начал ориентироваться на мир роскоши, работать только для самых взыскательных клиентов, чьи вкусы, он был уверен, сумеет удовлетворить.

Его великолепный салон на авеню Георга V в Париже больше походил на роскошную гостиную — зеркала, мраморные камины, вазы с цветами. Планка была задана сразу очень высокая — только некоторым изданиям, включая «Вог» и «Харперс Базаар», где он в своё время работал, «Нью-Йорк таймс» и ещё нескольким, он разрешал публиковать информацию о своих коллекциях — и только на первых страницах! На показы приглашалась горстка избранных, причём он ввёл правило — гость должен был гарантировать, что совершит минимум одну покупку. Стоимость гарантии определялась стоимостью самого недорогого платья из коллекции — именно эту сумму нужно было заплатить, если гость так в результате ничего и не покупал. Условия были довольно жёсткими, но и клиенты, и пресса их принимали, потому что Мейнбокеру было что им предложить.

Много лет проработав в модных журналах, он изучил этот мир изнутри. Вкус у него был, что называется, безупречным. Предпринимателем он тоже оказался отличным. И — отличным же кутюрье. Большое влияние на него, как и на многих тогдашних модельеров, оказала Мадлен Вионне. Крой по косой, плавно ниспадающие драпировки — Мейнбокер активно использовал их при создании своих нарядов. Заметим, безумно элегантных, но при этом безумно простых. Чем меньше отделки, тем лучше, полагал он. Платья были идеально скроены, отлично сидели на фигуре, были достаточно скромными для того, чтобы их носили герцогини, и при этом достаточно соблазнительными для того, чтобы их носили дамы полусвета. Качество работы было высочайшим, ткани — самыми лучшими, а цена… цена заоблачной, что сразу обозначило круг клиентов — только сливки общества. Он «одевал женщин, делая из них леди», и при этом с каждой клиенткой он был знаком лично, умело подбирая именно то, что ей к лицу.

Мейнбокер много работал, выпуская по четыре коллекции в год, и в основном специализировался на вечерних платьях, а позднее и на одежде для отдыха (так, например, он делал комплекты, включавшие топ, юбку, купальный костюм… и шляпу). Минималистские платья, которые в прессе даже получили прозвище «и-не-одевайся», сделанные из крепа, шёлкового бархата и других тканей, были желанным гостем в гардеробе любой женщины, но, конечно, были доступны только немногим. Среди его клиенток были и аристократки, и актрисы, и представительницы мира моды, и богатые содержанки — те, кто мог позволить себе очень дорого платить за право выглядеть идеально. Наверное, самой его знаменитой клиенткой, даже на фоне других звёзд, была миссис Симпсон, ставшая женой короля Эдуарда VIII, отрёкшегося от британского престола. Эта свадьба всколыхнула весь мир, породив легенду о короле, который отказался от королевства ради любви, и платье невесты, одно из самых знаменитых и копируемых, создал именно Мейнбокер. Уоллис Симпсон была клиенткой Мейнбокера ещё до этой свадьбы; кроме платья невесты, он, специально для этого события, создал для неё целый гардероб, и впоследствии герцогиня Виндзорская, титул, который Уоллис стала носить после замужества, постоянно обращалась к своему кутюрье. Эта дама откровенно признавала, что она не красавица, зато одевалась она великолепно. И в немалой степени — благодаря Мейнбокеру.

В 1934 году он представил первое вечернее платье без бретелек (столь обыденная вещь сегодня, но вызвавшая удивление и восхищение тогда). В 1939 году его коллекция, оказавшаяся последней коллекцией, сделанной им в Париже, предвосхитила «нью лук» Кристиана Диора — мода 1930-х не акцентировала внимание на талии, а силуэт, предложенный Мейнбокером, подчёркивал тонкую талию, обозначал грудь и бёдра. Фотография «Корсет Мейнбокера» — модель изображена на нём со спины, в наполовину расшнурованном корсете — стала одной из самых известных фотографий в мире моды, неоднократно растиражированной. Силуэт, от которого отказались в предыдущие десятилетия, снова вернулся.

А Мейнбокер с началом Второй мировой войны уехал на родину. Если парижский мир Высокой моды утратил талантливого кутюрье, то нью-йоркский, наоборот, приобрёл. Мейнбокера встречали восторженно — репутация человека, американца, покорившего столицу моды, буквально бежала впереди него. В «Нью-Йорк таймс» писали: «Двадцать лет он провёл в Европе, среди европейцев, но остался всё тем же выходцем из Иллинойса». В США им гордились, восхищались, так что, покинув Париж, Мейнбокер устроился в Нью-Йорке ничуть не хуже — его ателье, сначала на Пятьдесят седьмой улице, а затем на Пятой авеню, было таким же роскошным, как парижское, а круг клиентов оставался всё так же блистателен. И когда в 1947 году были названы десять самых хорошо одевающихся женщин (во всём мире), восемь из них были клиентками Мейнбокера!

За долгие годы своей карьеры он ввёл в моду многое. Платья без бретелек. Короткие вечерние платья, обычно чёрного цвета. Он делал простые платья, которые можно было полностью преобразить с помощью верхней юбки или жакета из кружева или парчи. Его расшитые бусинками кашемировые свитера прекрасно играли роль и повседневной одежды, и вечерней. Он экспериментировал с тканями и мог сделать вечернее платье, например, из гинема — лёгкой хлопчатобумажной ткани в клеточку или в полоску. Вечерние платья, похожие на сари. Банты вместо шляпок…

С одной стороны, среди его работ было множество нововведений, с другой — он не гнался за новизной. Один из модных критиков писал: «Для Мейнбокера в моде не было ничего нового. Он был абсолютно уверен в том, что делает, и поэтому снова и снова возвращался к своим истокам… Он часто повторялся, и славу его составили женщины, которые носили его платья в течение двадцати-тридцати лет, и возвращались к нему, чтобы он снова сделал им точно такие же».

Его успех держался десятилетиями. В отличие от многих других дизайнеров, Мейнбокер не выпускал под своим именем ничего, кроме одежды (исключение составил вышедший в 1948 году аромат «Белый сад»), но он не нуждался в подобном приёме, чтобы привлечь новых клиентов. Они сами приходили к нему, ведь, как писала о нём модный критик Беттина Баллард, сама бывшая его клиенткой, Мейнбокер — «это некая волшебная гора в мире моды, на которую взбирается женщина, достаточно уверенная в своих деньгах, успехе, положении в обществе, чтобы носить его сдержанные наряды».

И только в 1960-х, когда Высокая мода начала отходить на задний план, уступая место прет-а-порте, Мейнбокер, чьим призванием была именно мода «от кутюр», хотя и не сошёл со своего пьедестала, но перестал быть так востребован. Некоторые преданные клиентки по-прежнему носили его наряды, в его костюмах порой блистали известные актрисы, но всё же его время прошло.

В 1964 году один из сотрудников Мейнбокера скрылся, прихватив с собой огромную сумму. Это сильно подкосило и без того пошатнувшееся положение. Цены на аренду были высоки, о былых доходах не было уже и речи, и в 1971 году он закрыл свой дом моды — ему тогда был уже восемьдесят один год. И вернулся в Европу, где стал жить то в Мюнхене, то в Париже, в городах своей юности. В Париже, городе, который всегда любил и где он в своё время начал свою блестящую карьеру, длившуюся более сорока лет, его и не стало в 1976 году.

А в 2002 году на «аллее славы в мире моды» на Седьмой авеню, появится табличка с его именем, увековечивая достижения одного из самых именитых модельеров. Америка подарила миру целый ряд отличных дизайнеров, но мало кто из них посвящал себя Высокой моде, и первым из них стал именно Мейнбокер.