Её имя успешно забыли на родине старой и
гораздо лучше помнят на родине новой. Великолепный художник по
костюмам, работавший в балете и в кино, искусная вышивальщица, мастер,
ставший соавтором одного из видов современной балетной пачки, «Шекспир
костюма»… Когда знаменитого хореографа, родоначальника американского
балета Джорджа Баланчина спросили, что ему нужнее всего в работе,
попросили назвать самое важное, он воскликнул: «Каринска!» Каринска,
Каринская. Барбара. А на самом деле — Варвара…
Варвара Андреевна Жмудская родилась в
Харькове, в 1886 году. Её отец, Андрей Яковлевич, был крупным
предпринимателем, одним из богатейших купцов города. Семья была большой —
десять детей, Варенька родилась третьей и была старшей из дочерей.
Жизнь семья Жмудских вела именно такую, какой можно представить себе
жизнь богатой семьи до революции, — гувернантки, изучение иностранных
языков, званые обеды, поездки в театр и так далее. Разумеется, Вареньку,
как многих девочек тогда, научили шить, но особенно она увлекалась
вышиванием — эти умения очень пригодятся ей в будущем.
Она не собиралась просто стать
чьей-нибудь женой; закончив гимназию, начала изучать право в Харьковском
университете, старейшем университете Украины, и, конечно, тоже стала
заниматься благотворительностью — навещала женскую тюрьму. Но замуж
вскоре всё-таки вышла. Александр Моисеенко был редактором одной из
местных газет, и тоже, как Варя, был из богатой семьи. Брак продлился
недолго, Александр умер от тифа в 1909 году, так и не увидев рождения их
дочери Ирины, которая родилась спустя несколько месяцев после его
смерти. А вскоре у неё появился и второй ребёнок, приёмный — Варвара
получила опеку над Владимиром, маленьким сыном своего брата, Анатолия
Жмудского, который как раз в то время разводился с женой. Барбара Каринская
Она вышла замуж во второй раз, за
Николая Каринского, известного юриста. В 1915 году они вместе с детьми
переехали в Москву, где муж всё время посвящал своей адвокатской
практике, а жена смогла посвятить себя искусству. В московском салоне
Варвары Каринской собиралось изысканное общество, много обсуждали
балетные и театральные спектакли, и именно балет, так увлекавший
Каринскую, стал темой её первых произведений. Основой их были рисунки и
фотографии, к которым она приклеивали кусочки разноцветных
полупрозрачных тканей, нечто вроде коллажа. Несколько таких работ были
даже выставлены в одной из галерей и имели определённый успех.
Однако 1917 год стал началом конца
старого мира. После Февральской революции Каринский был назначен
прокурором апелляционного суда в Петрограде, и семья поначалу уехала
туда, а после Октябрьской революции Каринский получил следующее
назначение и отправился в Крым. Однако «белые» проиграют «красным»…
Варвара с детьми, пока могла, то приезжала к мужу в Симферополь, то
уезжала обратно в Харьков, пока, наконец, судьба не разделила их
окончательно, когда Крым пал, и Каринский, в конце концов, вынужден был
бежать.
А Варвара с детьми смогла добраться до
Москвы. Правда, оказалось, что их просторная квартира теперь занята
новыми многочисленными жильцами, но две комнаты им всё-таки удалось
отстоять. По семейной легенде, Варвара нашла спрятанные в тайнике
кое-какие драгоценности, что и позволило им жить, а затем открыть
собственное дело. Образованная и решительная дама, вспомнив, как
проводила время в Москве ещё, казалось бы, совсем недавно, снова открыла
салон, однако на сей раз это была не просто дамская гостиная для
избранных друзей дома, а чайный салон, где каждый день собиралась вся
московская богема — поэты, литераторы, художники. Затем Варвара открыла
ещё и модное ателье — кто бы ни стоял во главе страны, женщины всегда
хотят красиво одеваться, и платья и шляпки от Каринской стали
пользоваться большим успехом. А ещё открыла школу художественной
вышивки, а потом и антикварный салон. Безусловно, одна она не смогла бы
всем заниматься, ей помогали родные, и казалось, что жизнь начинает
понемногу налаживаться, насколько это было возможно в нестабильной
тогдашней ситуации. В то время в её жизни появился новый мужчина —
Владимир Мамонтов, член известной и богатой купеческой семьи, теперь,
как и многие, потерявший всё. Он был обаятелен, а Каринская, в конце
концов, была ещё молодой женщиной… Со своим мужем, уехавшим за границу,
врагом новой власти, она развелась, так сказать, заочно и имела теперь
право принимать ухаживания Мамонтова, у которого, правда, вскоре
обнаружилось множество недостатков — от любви к выпивке до нелюбви к
работе.
К концу 1920-х Каринская решила уехать
из страны. Её школу вышивания национализировали, и никто не знал, что
ждёт их впереди, но в случае Каринской, учитывая все её обстоятельства —
и купеческое прошлое, и эмигрировавших первого мужа и отца, и
«нэпманское» настоящее — вряд ли её ожидало что-то хорошее. И, подняв
все семейные связи, вплоть до наркома просвещения Луначарского, она
начала готовить отъезд под предлогом организации выставки вышивального
искусства (работ своих учеников) за границей. Мамонтов получил визу и
уехал первым, а затем в дорогу отправилась и Варвара с детьми, Ириной и
Владимиром. В шляпе дочери, казавшейся той чересчур тяжёлой, были
спрятаны драгоценности, а между страниц книг, которые нёс племянник,
лежали деньги. Да и сами работы, отобранные на выставку, таили в себе
совсем другую начинку — под работами учеников Каринской были спрятаны
вышивки старинные, несравнимо более ценные. Это был 1928 год.
Мамонтов встретил их в Берлине, и все
вместе они поехали в Бельгию, где жил отец Варвары, Андрей Яковлевич, и
ещё несколько членов некогда обширной дружной семьи. Однако через
некоторое время Каринская решила уехать в Париж — город куда более
манящий, чем тихий и спокойный Брюссель. Там и начался её путь к высотам
балетной моды (забегая вперёд, скажем, что с Мамонтовым она через
некоторое время рассталась).
Умение шить, вышивать, а также
изысканный вкус и фантазия пригодились ей, когда она стала сотрудничать с
антрепризой Русского балета Монте-Карло, новой балетной группой. Тогда и
состоялось знакомство с хореографом Джорджем Баланчиным, которому
суждено было стать тесным творческим союзом и продлиться много лет.
Кристиан Берар, художник труппы, рисовал эскизы, а Каринская воплощала
их в жизнь. Работала она не только с Русским балетом, который в 1933
году уехал в Нью-Йорк, а и с другими балетными труппами, оформляла
спектакли Жана Кокто — словом, жизнь её в Париже была насыщенной и
подарила знакомство с самыми интересными и известными представителями
тогдашней богемы.
Всё это время Владимир и Ирина работали
вместе с ней. Однако обстоятельства сложились так, что вскоре это трио
разделилось. В 1936 году Каринская вместе с Владимиром уехала в Лондон, а
Ирина осталась в Париже, где продолжала начатое матерью дело. В Лондоне
Варвара и Владимир сначала сотрудничали с одним из ателье по пошиву
одежды, потом с другим; постепенно дела их шли всё лучше, они даже
поселились в доме, в котором некогда жил знаменитый английский
портретист, Джошуа Рейнольдс, разместив мастерские на первом этаже. Их
ателье по производству театральных костюмов начало пользоваться большой
популярностью, они сотрудничали со многими их тех, с кем познакомились в
Париже (например, с Кристианом Бераром); впрочем, новых творческий
связей тоже появилось немало.
Так продолжалось вплоть до 1939 года,
когда стало ясно, что очередной катастрофы вряд ли удастся избежать.
Тогда Каринская решила закрыть дело и уехать в Нью-Йорк. Так она и
сделала, а Владимир сначала завершил дела, а потом отправился во
Францию, где с началом Второй мировой вступил в армию. Так судьба
разметала эту семью окончательно. Ирина оставалась во Франции вместе с
мужем, за время войны у них родится двое детей; на время оккупации
Парижа они уехали на запад страны. Владимира ожидали военные действия,
ранение, плен, побег из немецкого лагеря, организованный Каринской
переезд в Штаты — через Испанию, Португалию и Кубу, и вступление в
американскую армию, где он прослужил до конца войны. С сестрой он
встретился только в 1944 году, перед самым освобождением Парижа. Николай
Каринский к тому времени давно уже жил в Нью-Йорке, где зарабатывал на
жизнь, как мог, включая работу таксистом. С приехавшей в Америку
Варварой он, конечно, так и не воссоединился — между ними пролегли два
десятка лет, которые каждый прожил по-своему.
Словом, на ближайшие несколько лет
Каринская осталась одна — если иметь в виду семью. Но в том, что
касалось работы, одинокой она не была никогда. Джордж Баланчин выделил
ей под мастерскую одну из комнат своей балетной школы, и она начала
работать. Когда с войны вернулся Владимир, который сменил имя и фамилию и
из Владимира Жмудского превратился в Лоуренса Влади, он взял всю
организацию на себя. Они основали собственное дело (предыдущие попытки
Каринской с другими партнёрами были не очень удачными, а со своим
племянником, фактически сыном, она сработалась давно), переехали, сняв
другое помещение, и вскоре их ателье стало безумно популярным.
Только балетными костюмами Каринская не
ограничивалась. Она делала костюмы к бродвейским постановкам, разным
шоу, к голливудским фильмам — в первые десять лет своей жизни в США
Каринская активно сотрудничала с кинопроизводством, и в костюмах от неё
появлялись на экране такие прославленные актрисы, как Марлен Дитрих и
Вивьен Ли. При этом она соглашалась далеко не на всякое предложение.
Наибольшую славу в кино ей, как
художнику по костюмам, принёс фильм 1948 года «Жанна Д’Арк», главную
роль в котором сыграла Грета Гарбо. И «Оскара» за костюмы Каринская
получила совершенно заслуженно, постаравшись, чтобы костюмы были не
условно-нарядными, а отвечающими духу эпохи. Впоследствии Каринская
будет признаваться, что именно эта её работа, именно образ Жанны,
который за время работы стал ей очень близок, вдыхали в неё новые силы.
Что ж, в тот момент ей было уже шестьдесят два года, многие к этому
времени свою карьеру заканчивают… а у Каринской она была в самом
разгаре, и продлится ещё много лет! Заметим, что костюмы Каринской ещё
раз номинировались на «Оскар» несколько лет спустя, в 1952 году — к
фильму-балету «Ганс-Кристиан Андерсен».
Однако всё же её главной любовью был
именно балет. Работала она не только с Баланчиным, а и с Мариусом
Петипа, Михаилом Фокиным, Брониславой Нижинской и многими другими
звёздами балетного мира. Но когда в 1964 году «Нью-Йорк Сити Балет»
Джорджа Баланчина получил значительную финансовую поддержку, первое, что
сделал Баланчин, это позвал к себе своего любимого мастера, чтобы она
работала с ним постоянно. Этой труппе, как сказала Каринская однажды,
она отдала своё сердце. И руки, сделав костюмы почти ко всем балетам
Баланчина! И если поначалу она работала по эскизам других художников
(включая Шагала и Дали), то впоследствии придумывала великолепные
костюмы уже самостоятельно, задавая балетную моду.
В историю этой моды войдёт так
называемая «пачка Баланчина-Каринской», которую Каринская в первый раз
сделала в 1950 году — она тогда готовила костюмы для обновлённого
спектакля Баланчина «Симфония до мажор». В этой пачке не было каркаса, в
отличие от тогдашней классической пачки, и в ней было меньше слоёв
ткани — не двенадцать и больше, как обычно, а шесть-семь. Каждый слой
тюля был чуть-чуть длиннее другого, и не очень плотно прилегая друг к
другу, они образовывали прелестную, пышную, мягкую юбку. Она напоминала
пуховку от пудры, и получила именно такое прозвище. В ней было легко
танцевать, и в движении она смотрелась по-другому — изящно трепетала, а
не колыхалась, подчёркивая, а не отвлекая внимание от движений
танцовщицы, как это происходило с обычной пачкой.
Однако, описывая это нововведение
Каринской, нередко забывают о другом, даже, наверное, более важном — она
изменила не только балетную юбку, но и лиф. Годы жизни в Париже
подарили ей знакомство с миром Высокой моды, в том числе с работами
великого кутюрье Мадлен Вионне, которая популяризовала крой по косой,
который вслед за ней стали использовать и многие другие модельеры.
Однако они обычно с помощью этого приёма создавали ниспадающие,
достаточно свободные туалеты, в то время как Каринская первой
использовала крой по косой для создания одежды плотно облегающей. А
именно — для лифа балетной пачки. Такого плотного облегания, которое
выглядело бы красиво и при этом давало танцовщице свободу движения,
раньше никто не мог добиться, да к этому и не стремились. Так что с
нововведением Каринской балетный костюм приобрёл ещё большее изящество.
Она всегда придавала значение
мельчайшим деталям, даже если они не были видны из зрительного зала.
Костюмы были сделаны так тщательно, что — сложно поверить — некоторые из
них используются до сих пор, в наши дни! Она никогда не забывала о том,
что перед ней — не просто модель для очередного великолепного наряда, а
человек, которому предстоит в этом танцевать, и делала всё, чтобы в
созданных ею костюмах танцевать было свободно и легко. Как однажды
написала балерина Аллегра Кент, танцуя в костюмах от Каринской, она
чувствовала себя рыбкой, скользящей в воде. Что уж говорить о
фантастической красоте этих костюмов… Недаром Джордж Баланчин будет
говорить, что половина успеха его балетов — именно в них!
В 1962 году Варвара, вернее, Барбара
Каринская получила награду, которую присуждают за вклад в искусство
танца, — она стала единственным модельером, её удостоенным. И получила
она её за то, что её костюмы «дарят красоту зрителю и наслаждение
танцору».
Каринская работала много лет, пока
могла держать иголку в руках, и лишь в последние годы отошла от дел. Её
не стало в 1983 году, когда ей было девяносто семь. На родине её
вспомнили только годы спустя, в начале нового века; появился фонд имени
Варвары Андреевны Каринской, на доме установлена мемориальная доска… Но
главной памятью служит вовсе не это, а её волшебные костюмы.
|