Жюли де Рекамье (1777–1849) жила в эпоху
великих потрясений и великих людей. Однако сама она не была ни великой,
ни даже талантливой. Но именно с ее именем ассоциируют ту эпоху в
искусстве. 10 декабря
1797 года в Люксембургском дворце Парижа торжественно чествовали
генерала Бонапарта, покорившего Италию. Приглашенные блистали
бриллиантами и роскошью нарядов. Сам Наполеон был одет по революционной
моде в роскошную римскую тогу. Он взошел на возвышение и взмахнул рукой,
призывая внимание толпы. Но неожиданно со скамьи приглашенных поднялась
молодая женщина в простом белом платье. И на мгновение все забыли про
триумфатора, обернувшись на незнакомку, – столь величественной и
прекрасной показалась эта хрупкая женщина.
Торжество скомкалось. Приближенные в
страхе ожидали наполеоновского гнева. Но Бонапарт только вперил в
красавицу пристальный и тяжелый взор. Та побелела как мел и опустилась
на скамью. А Наполеон прошептал сопровождающим: «Кто эта дама в белом?»
С
того дня весь Париж называл ее так – одни восторженно, другие презирая.
Мать пилила ее: «К чему это безрассудство?» Жюли оправдывалась: «Мне
было плохо видно, и я решила встать!» Мать ахала: «Но вышло, будто ты
противопоставила себя Бонапарту! Он, конечно, падок до красивых женщин,
но больше всего любит собственную славу. На что ты рассчитываешь?!» Жюли
мрачно усмехнулась: «Я тоже рассчитываю на славу, мама! А что мне
остается, если мною пренебрегает муж?..»
Действительно, замужество Жюли было
странным. Муж, парижский банкир, поселил юную красавицу жену в роскоши
замка Клиши, но ни разу не вошел в ее спальню. Да и приезжал он только
на обед, а после, поцеловав ручку супруги, быстро исчезал. Сама свадьба
тоже прошла странно: супруги – Жак-Роз Рекамье и Жанна Франсуаза Жюли
Аделаида Бернар – не венчались в церкви, а расписались в мэрии 24 апреля
1793 года. Проще говоря, они жили в гражданском браке. Да и предложение
руки и сердца Жюли получила от… собственной матери.
В то время девушке не было и 16 лет – она
родилась 3 декабря 1777 года. И вдруг ее вызвали на семейный совет.
Отец, мать и лучший друг семьи, месье Рекамье, которого девушка считала
чуть ли не вторым отцом, восседали вокруг стола. «Сейчас ужасные
времена, дочка! – сказал отец Жюли. – Меня, как бывшего королевского
адвоката, революционные власти могут арестовать». – «Меня тем более
могут казнить, ведь я – королевский банкир», – сказал Рекамье. А мать
нежно обняла девочку: «Мы хотим защитить тебя, дорогая! Если нас казнят,
пусть наши состояния достанутся тебе. Но это станет возможным, только
если ты будешь иметь статус замужней дамы. И потому я предлагаю тебе
руку и сердце месье Рекамье!» Что могла сказать Жюли? Взрослым виднее…
Она стала мадам Рекамье. Но муж, бывший на 26 лет старше юной супруги,
по-прежнему относился к ней как к любимой дочке, а не жене.
…Юная госпожа Рекамье нервно оглядела в
зеркале новое белое муслиновое платье, тронула жемчужное ожерелье.
Накануне она получила записку: «Позвольте прибыть завтра поутру,
красавица из красавиц!» И подпись: «Бонапарт». У Жюли дыхание
перехватило: неужели вот так – сразу?! И как теперь вести себя ей –
сдаться на милость триумфатора, как истинной патриотке?.. Но в этом было
что-то ужасное, порочное, роковое… Только ведь и отказать нельзя… Или
все-таки можно?..
И вот открылись двери, и Жюли вскрикнула с
облегчением. В гостиную входил младший брат Наполеона, улыбающийся
Люсьен Бонапарт. Значит, не угрюмый властитель прислал записку, а его
галантный брат. О, обаятельный ловелас умел ухаживать – обеды в лучших
ресторанах, встречи на балах, вечера у друзей. У Жюли кружилась голова –
она в одночасье стала модной. Теперь в ее замок Клиши стремился весь
Париж. Все обсуждали ее одежду, прическу, новое убранство ее дома в
античном стиле. Она стала законодательницей мод – ее именем окрестили и
платья, и шляпки, и даже мебель. Сам знаменитый художник Давид изобразил
ее на кушетке, которую называли «рекамье».
В конце декабря 1799 года Жюли приехала на
вечер к Люсьену. Не разглядев, шагнула в полумрак залы со словами: «Мой
дорогой!» И только потом с ужасом увидела: перед ней не Люсьен –
Наполеон с жадным и тяжелым взором. Скрестив руки на груди, он хрипло
проговорил: «Я рад такому приветствию! Я хочу проводить вас сегодня в
Клиши!» Но тут как из-под земли вырос Люсьен: «Мы все собираемся в
Клиши!» Наполеон скривился: «Тогда будет слишком много провожатых!» И,
резко повернувшись, он удалился.
Потом еще несколько раз Бонапарт приглашал
Жюли то в Булонский лес, то на конную прогулку, то на ночной фейерверк.
Но девушка всегда отказывалась. Ее пугали жесткость взгляда и
капризность речей высокого поклонника. Много ночей потом Жюли думала: а
если бы она приняла странные ухаживания Наполеона? Тогда не случилось бы
трагедий в ее судьбе. Издалека «первый мужчина Франции» виделся Жюли
великим человеком. Но при ближайшем же знакомстве она поняла, что он
капризен, самолюбив, коварен. Но главное, ее сердце ни разу не дрогнуло в
присутствии Наполеона. А против своего сердца девушка пойти не могла…
Бонапарт, не привыкший к отказам, устроил
настоящую осаду красавицы. Жюли не чувствовала себя в безопасности
нигде: на балах и маскарадах, общественных празднествах и в театре она
ловила на себе жадные и зловещие взгляды высокопоставленного поклонника.
Сестры Бонапарта и его министры, словно записные сводники, склоняли
«гражданку Рекамье» к тайной встрече с Наполеоном. Сулили несметные
богатства и все блага жизни. Но хрупкая девушка оказалась сильнее, чем
крепости мира, – она не пала к ногам властителя.
И тогда Наполеон начал мстить. Отца Жюли,
мэтра Бернара, арестовали. Мужа-банкира довели до банкротства. От всех
этих несчастий скончалась мать Жюли. Вот тогда-то и проявили себя
друзья. С их объединенными усилиями не смог совладать даже сам Наполеон,
ведь и его брат Люсьен, и любимый маршал Бернадот вступились за
семейство Рекамье. Отец Жюли вышел на свободу, муж расплатился с
долгами. Вокруг стойкой женщины в белом сплотился круг ее верных друзей.
Так образовался знаменитый политический салон мадам Рекамье, в котором
тайно встречались антибонапартисты. О Жюли говорили с гордостью: «Европа
легла под Наполеона, но не мадам Рекамье!» В конце концов в 1811 году
император объявил непокорную строптивицу врагом нации и выслал из
страны.
Три с половиной года мадам Рекамье прожила
в Италии. Ее муж оставался в Париже, ибо ему выезд из страны был
закрыт. Но его отсутствие принесло Жюли облегчение. Она узнала тайну:
месье Рекамье – не муж ей перед Богом, а отец, старый любовник матери и
лучший друг мэтра Бернара. Вот почему чета Рекамье не венчалась в церкви
и не имела никаких интимных отношений. Жюли перестала чувствовать себя
виноватой, когда очередной поклонник объяснялся ей в любви и даже когда
она сама грезила, что полюбила. Но дальше грез холодная, как снежная
дева, Жюли не распускала своих чувств.
После низвержения Наполеона в 1814 году
она вернулась во Францию. Ей шел уже 38-й год, но она по-прежнему была
красива, свежа и грациозна. Ее салон в центре Парижа наполнился
победителями – русский император Александр раскланивался там с
австрийским князем Меттернихом, герцог Веллингтон беседовал с маршалом
Бернадотом, будущим королем Швеции. Мадам Рекамье улыбалась им
совершенно искренне. Но ее сердце начинало вдруг стучать в бешеном
ритме, едва на пороге появлялся известный писатель – романтический и
загадочный Франсуа Рене Шатобриан.
«Льдышка Рекамье» влюбилась! Эту новость
обсуждал весь Париж. Свет злословил. Влюбленные были явно не пара: она –
спокойная красавица, он – издерган, мал росточком и нехорош собой; она –
прелестна и тиха, он – бестактен, капризен и чрезвычайно обидчив. Кроме
того, оба «немножко женаты». Впрочем, изменять жене для Шатобриана
давно стало обычным делом. Вот и сейчас он забросал «новую богиню»
неистовыми и страстными письмами – больше четырехсот! Жюли не смогла
устоять перед романтическим даром писателя. И однажды, не выдержав,
послала ему записку: «Моя любовь, моя жизнь, мое сердце – все
принадлежит Вам». И проставила дату: «20 марта 1819, три часа
пополудни».
Теперь вся жизнь Жюли закрутилась вокруг
обожаемого Шатобриана. У него нет денег и связей – возлюбленная
добивается для него должностей и вводит в высший свет. Знаменитый салон
Рекамье меняет профиль: из политического превращается в самый известный в
Европе литературный. Его посещают лучшие писатели и поэты: Стендаль и
Мериме, Мюссе и Гюго, Бальзак и Ламартин. Да не было ни одного
литератора, который, пройдя «крещение у мадам Рекамье», остался бы в
тени! Она умела находить таланты, показывать их и выводить на поле
большого искусства. Не потому ли позже это время снова стали называть
«эпохой Рекамье»?..
Только один писатель был вечно недоволен
ею – Шатобриан. Он свято верил в собственную гениальность и потому с
чистой совестью изменял Жюли. Потом возвращался, каялся, «припадал к
стопам возлюбленной». Читал в ее салоне новые сочинения, получал свою
долю известности и исчезал опять.
Жюли научилась не обвинять неверного
возлюбленного, веселиться на людях и не плакать по ночам. Она была
готова на все, лишь бы Шатобриан сочинял, ибо верила в его талант. Это
она настояла на том, чтобы он записал свои мемуары – «Замогильные
записки». Пусть название экстравагантно и дико, но это лучшее из того,
что он вообще сочинил. Наверное, Шатобриан все же осознал, сколь велико и
самоотверженно было чувство Жюли. Последние слова, что он написал, были
обращены к ней: «Я не перестану думать о вас!» Но он перестал. 4 июля
1848 года лихорадка свела его в могилу. Жюли срезала прядь его волос и
вернулась к себе. «Почему я осталась жить?! – в горе записала она в
дневнике. – Я готова на все, лишь бы свидеться!..»
И судьба оказалась милостива. Через десять
месяцев мадам Рекамье, одеваясь к ужину, почувствовала себя нехорошо,
прилегла, но больше уже не встала. 11 мая 1849 года она отправилась на
свидание к своему обожаемому Рене. Ей шел 64-й год. Похоронили ее на
кладбище Монмартра, в то время одном из самых дешевых. Но на погребение
собрались сотни людей. Женщины были в белом… |